72 метра - Страница 7

— Внимание личного состава! — обратился командир к строю. — В наши стройные ряды вливается еще один обманутый на всю оставшуюся жизнь. Перед вами наша ме-ди-ци-на!!!

Офицеры, мичмана и матросы изобразили гомерический хохот.

Командир еще что-то говорил, прерываемый хохотом масс, а лейтенант отключился. Он стоял и пробовал как-то улыбаться.

Под музыку можно грезить. Под музыку командирского голоса, вылетающего, как ни странно, из командирского рта, лейтенанту грезились поля навозные.

Молодой лейтенант на флоте беззащитен. Это моллюск, у которого не отросла раковина. Он или погибает, или она у него отрастает.

«Офицерская честь» — павший афоризм, а слова «человеческое достоинство» — вызывают у офицеров дикий хохот, так смеются пьяные проститутки, когда с ними вдруг говорят о любви.

Лейтенант-медик, рафинированный интеллигент, — его шесть лет учили, все это происходило на «вы», интернатура, полный дом академиков, — решил покончить с собой — пошел и наглотался таблеток. Еле откачали.

Командира вызвали к комдиву и на парткомиссию.

— Ты чего это… старый, облупленный, седоватый, облезлый, лупоглазый козел, лейтенантов истребляешь? Совсем нюх потерял? — сказал ему комдив.

То же самое, только в несколько более плоской форме, ему сказали на парткомиссии и влепили выговор. Там же он узнал про чувство собственного достоинства у лейтенанта, про академиков, Британское географическое общество и фрейлину двора.

Командир вылетел с парткомиссии бешеный.

— Где этот наш недолизанный лейтенант? У них благородное происхождение! Дайте мне его, я его долижу!

И обстоятельства позволили ему долизать лейтенанта.

— Лий-ти-нант, к такой-то матери, — сказал командир по слогам, — имея бабушку, про-с-ти-ту-т-ку двора Ее Величества и британских географических членов со связями в белой эмиграции, нужно быть по-л-ны-м и-ди-о-то-м, чтобы попасть на флот! Флот у нас — рабоче-крестьянский! А подводный — тем более. И служить здесь должны рабоче-крестьяне. Великие дети здесь не служат. Срочные погружения не для элиты! Вас обидели? Запомните, лейтенант! Вам за все заплачено! Деньгами. Продано, лейтенант, продано. Обманули и продали. И ничего тут девочку изображать. Поздно. Офицер, как ра-бы-ня на помосте, может рыдать на весь базар — никто не услышит. Так что ползать вы у меня будете!

Лейтенант пошел и повесился. Его успели снять и привести в чувство.

Командира вызвали и вставили ему стержень от земли до неба.

— А-а-а, — заорал командир, — х-х-х, так!!! — и помчался доставать лейтенанта

— Почему вы не повесились, лейтенант?Я спрашиваю, почему? Вы же должны были повеситься? Я должен был прийти, а вы должны были уже висеть! Ах, мы не умеем, нас не научили, бабушки академики, си-филитики с кибернетиками. Не умеете вешаться — не мусольте шею! А уж если приспичило, то это надо делать не на моем экипаже, чтоб не портить мне показатели соцсоревнования и атмосферу охватившего нас внезапно всеобщего подъема! ВОН ОТСЮДА!

Лейтенант прослужил на флоте ровно семь дней! Вмешалась прабабушка-фрейлина двора, со связями в белой эмиграции, Британское географическое общество со всеми своими членами; напряглись академики, — и он улетел в Ленинград… к такой-то матери…

У-ТЮ-ТЮ, МАЛЕНЬКИЙ

Службу на флоте нельзя воспринимать всерьез, иначе спятишь. И начальника нельзя воспринимать всерьез. И орет он на тебя не потому, что орет, а потому что начальник — ему по штату положено. Не может он по-другому. Он орет, а ты стоишь и думаешь.

— Вот летела корова… и, пролетая над тобой, любимый ты мой, наделала та корова тебе прямо… — и тут главное, во время процесса, не улыбнуться, а то начальника кондратий хватит, в горле поперхнет, и умрет он, и дадут тебе другого начальника.

Но лучше всего во время разноса не думать ни о чем, отключаться: только он прорвался к твоему телу, а ты — хлоп, и вырубился А еще можно мечтать: стоишь… и мечтаешь…

— ЦЦП!

— Есть ЦДП!

Центральный вызывает, вот черт!

— Начхим есть?

— Есть.

— Вас в центральный пост.

Вот так всегда: только подумаешь о начальнике, а он тут как тут. Ну, теперь расслабьтесь. На лицо — страх и замученный взгляд девочки-полонянки.

— Идите сюда!.. Ближе!.. Нечего трястись! Вы — кто?! Я вас спрашиваю: вы — кто? Я вам что? Я вам кто?! Кто! Кто?!

Про себя медленно: «Дед Пихто!»

— Почему не доложили? Почему? Я вас спрашиваю — почему?!!

Ой! О чем он?

— Очнитесь, вы очарованы! Я спрашиваю: где? Где?!

Под «где» такая масса смешных ответов, просто диву иногда даешься. Но главное, чтоб на лице читался страх — за взыскание, за перевод, за все. Пусть читается страх. А внутри мозг себе нужно заблокировать. Сейчас мы этим и займемся, благо что времени у нас навалом. Прекрасные бывают блоки. У некоторых получается так хорошо и сразу, что трудности только с возвращением в тот верхний, удивительный мир, Например, он к тебе уже приступил, а ты представляешь себе арбуз. Тяжелый. Попочка должна быть маленькой, это я про арбуз, а маковка — большой. Только тронешь — сразу треснет. И вгрызаемся. И потекло по рукам. Можно теперь немножко посмотреть, что там он делает.

— Когда! Когда?! Когда это случилось?! Ой, что тут творится! Ой, сколько слюней!

— …в приказе! Не сойдете с корабля! Сдохнете!!! Да! Я вам покажу!..

Интересно, что…

— Я вас научу!

— Интересно, чему…

— Выть у меня будете!

Ах, этому..

— Выть!!! И грызть железо! Вот вам сход, вот!

Ой, какие неприличные у нас жесты.

— Вот… вам перевод! Вот… вам… в рот… ручку от зонтика! Обсосетесь!!!