72 метра - Страница 111

111

Он тронул меня. Для него это движение, видимо, было совершенно необходимое. Для меня… стыдно сказать, но по всему телу пробежала дрожь, будто я ждала этого прикосновения и в то же время, очень его боялась. У меня такое чувство, что мы оба только что прошли через чрезвычайно важное испытание, сущность которого нами пока что не понята… Скоро мне понадобиться куда больше еды. Следует делать запасы.

Она что-то почуяла. Хватает еду и бегом к себе. Я ведь ее трогал. Видно, что-то не так и она мне больше не доверяет. Не подпускает.

Скорее всего, для Большенога очень важно наше соприкасание. Он все чаще старается его повторить. А мне страшно некогда. Для Большенога у меня скоро будет сюрприз. Да и для всего мира тоже. Я буду занята несколько дней. Потом расскажу чем. Не скучай, Большеног, я о тебе не забыла.

Она не появляется уже трое суток. Может, ушла?

Ее нет неделю. Не знаю, что и думать. Я отодвинул в ее углу все ящики. Я сделал такую приборку, какую никогда не делал. Я залезал тряпкой в щели, ковырял там проволокой — все напрасно. Ничего не нашел.

Десять дней я без нее, и я не знаю, что теперь будет. Меня спросили, что со мной, и я сказал что крыса пропала. «Так радуйся!» — сказали мне. «Я и радуюсь», — сказал я.

Сегодня исчез сыр. Он лежал три дня, а сегодня в обед пропал. Я думал, может выкинул кто. Он лежал в нашем с ней месте, но, может, кто-то из сменщиков делал приборку и выкинул. Опросил всех. Никто не трогал. А вдруг это не она? Нужно сбегать на камбуз. Она любит пирожки с мясом.

Все! Показалась! Ха-ха! Да, мадам, давненько мы вас не наблюдали. И где это вы так шлялись, а? Неужели нельзя было заглянуть на мгновенье к папочке? Я гладил ее по спине и по ушам. Как кошку. Она ужасно проголодалась — это ясно, но стояла, как вкопанная, не шелохнувшись. Потом задумчиво так повернулась и ушла. Через мгновение вернулась, а за ней… Бог ты мой!.. ползли два крысенка…

Мы все полезли на Большенога. Мы терлись о него, взбирались по штанам, норовили подлезть под руку. Мы ласкались. Мы соскучились. Это был наш Большеног. Большеног и мои дети. Они играли с ним, а он с ними.

Черт знает что… черт… кому расскажешь… Черт знает… черт, черт… Пойду на камбуз воровать пирожки. У нас прибавление.

ЗАХВАТ

Мы догнали его через сутки. Он засел за камнями. За ним отвесная сопка, и деться ему некуда. У него автомат и два подсумка патронов. С таким грузом идти нелегко. Хорошо, что мы в ватниках и взяли с собой шапки. Это я приказал. Ночью холодно. Ватник, старые офицерские ботинки на микропоре, которые не скользят на скалах, шерстяные носки, смена белья, паек, патроны, шапка. Можно выбрать место посуше, опуститься в мох, поднять воротник, уткнуться лицом в колени и вздремнуть. Обязательно укрыть лицо и шею. Иначе комарье сожрет. Он положил восемь человек — половину караула. Потом взял два полных подсумка и ушел.

Он шел на запад. Может, он и хотел перейти границу — черт его знает — но по мне так: он шел, как зверь, — по чутью, а оно говорило — иди на запад.

Это все из-за солнца. Прекрасно его понимаю. В его состоянии хорошо идти на солнце, потому что оно вселяет надежду. С солнцем кажется, что все у тебя получится. В двенадцать ночи оно висит над горизонтом. В той стороне и есть запад. Потом оно медленно по кругу движется на восток. Север. Лето. Солнце не заходит.

Скорее всего, он положил их из-за издевательств. Годковщина. Почти все расстрелянные в упор — годки, им осталось дотянуть до ноября. Своих, я думаю, он случайно зацепил. Восемь человек: шесть годков и двое молодых. В последний момент, видно, автомат в руках плясанул. Я видел то место — их разметало по стенам. Автомат — хорошее оружие. Целиться совершенно необязательно. Надо просто направить ствол в ту сторону. И он выкосит все. Воду мы не взяли. Какой смысл — полно луж. На ходу зачерпнул и напился. Идем только по хоженым тропам. Здесь много мин. Еще с войны. Они давно вросли в мох. Торчит только какая-нибудь незначительная деталь. Он, похоже, знает об этом. Ни разу не оплошал. Собственно, ему и оплошать нужно было всего один раз. Он нужен мне живьем. Не верю я в то, что он за границу шел. Это годки довели, суки. А теперь мы его обложили. Я его учуял сразу. Загодя расставил людей, а сам с Осадчим вперед. Я знал, что будет очередь. Успел дать Осадчему по шее, чтоб кувыркнулся под струю. Еще бы чуть и оцарапал.

Пашка Осадчий — годок и старшина первой статьи. Я слышал, как он говорил ребятам: «Лично пристрелю гада». Я те пристрелю. Возьмем, когда у него арсенал подрастратится Я уже назначил считающих его патроны. У него их где-то триста. Пока лупит, дубина, короткими очередями. Он в карауле выпустил целый рожок. Кучно получилось. Все в цель. На это у него ушло шесть секунд. Только сейчас понял выражение «в шесть секунд». Именно столько уходит на то, чтобы вылетел весь магазин.

Тихо. Ребята на позиции. Осадчий дал Петренко по шее, чтоб не высовывался. Это он за меня. Я дал ему, а он — Петренко, зародыш.

Парень в кольце. Осадчий со мной, Корнилов на связи, потому что ползает, как гадюка.

— Сколько?

— Пока пятьдесят семь.

Считаем его патроны. А вот еще. Сейчас поменяет рожок. Конечно, можно было бы сейчас броситься, но для броска маловато времени. Я приказал всем молчать. Он не знает, сколько нас. Ребята кидают в него палками, чтоб держать в тонусе. Скоро все истратит, дурачок.

— Можно отвечать одиночными, но только вверх Он от страха сейчас высадит весь подсумок. Так и есть, лупит, как оглашенный Когда начнет стрелять одиночными, надо быть настороже. Одиночные означают, что человек успокоился и стал соображать.

111